«Меня не отпускает странная тоска по Колыме» - Вадим Туманов
1 сентября легенде отечественной золотодобычи, почетному гражданину Магаданской области Вадиму Ивановичу Туманову исполнилось 95 лет. С этой датой было связано несколько публикаций в Магаданских СМИ.
Предлагаем Вашему вниманию несколько фрагментов из наиболее интересного текста.
Родившийся под Киевом, в раннем детстве Туманов попал во Владивосток. Учился в электромеханической школе на острове Русском, входил в сборную Тихоокеанского флота по боксу. В 1948 году Туманов, моряк уже торгового флота, был осуждён и попал на Колыму.
В лагере дружил с ворами, стал участником «сучьей войны». Отличался характером конфликтным и взрывным. Не задумываясь поднимал руку не только на уголовников, но и на гражданина начальника, носил нож и мог пустить его в ход. Не раз пытался бежать. Однажды в побеге ограбил с ворами кассу в Берелёхе…
При всём этом Туманов показал себя хорошим организатором: его бригада проходила забои быстрее других. Вспоминал: «В условиях административно-бюрократического сумасшествия мы попытались руководствоваться не инструкциями, а здравым смыслом, и при этом брать на себя ответственность. Я видел, как это выпрямляет людей, уставших от бестолковщины, от глупых распоряжений, бессмысленной регламентации».
В 1956 году Туманова освободили. Он вернулся во Владивосток, хотел устроиться на пароход и бежать в Японию. Не вышло – и он вернулся на Колыму, где всё было знакомо. Здесь же окончил курсы горных мастеров.
Свою первую артель – «Семилетку» – Туманов создал на Колыме, в Сусуманском районе, в 1957 году. Вспоминал: «Суть была в хозрасчёте и самостоятельности артели, которая сама определяла, сколько и какой техники закупать, как строить работу, кому и каким образом оплачивать трудодни, отпускные, больничные. От государства требуется одно – отвести участок (обычно это был полигон или отработанный, или невыгодный для предприятия из-за малого содержания золота либо удалённости). И платить только за сданное золото».
За «Семилеткой» последовали другие – от Урала до Охотского побережья: «Прогресс», «Алдан», «Восток», «Витим», «Лена»… Всего созданные Тумановым артели добыли свыше 400 тонн золота. Слово Туманову: «Многие, слыша слова «артель» или «старатель», не могли в своём сознании соединить эти понятия с мощными экскаваторами, бульдозерами, гидромониторами, с высокообразованными людьми. У нас среди старателей были кандидаты наук».
Очередная атака на артели произошла, как ни странно, в перестройку, когда страна вроде бы уже шла к рынку. В 1987 году в газете «Социалистическая индустрия» вышла резкая статья, последовали судебные разбирательства. Тумановская артель «Печора» пала в схватке «государственников» и «рыночников», хотя в итоге верх взяли вторые.
Боксёр Туманов умел держать удар и вставать после нокдаунов. Он создал кооператив, занялся строительством дорог в Карелии.
Рынок победил – в самом диком изводе, заставившем старого лагерника вспомнить слово «беспредел». Отношение Туманова к реформаторам, близким ему, казалось бы, идеологически, быстро изменилось. Поначалу возлагавший на демократизацию большие надежды, он не принял того, что происходило со страной в 1990-х. Ельцин, Чубайс, Гайдар (даром что поддерживал Туманова в истории с «Печорой») его разочаровали. В рынок, где вместо честной конкуренции правили коррупция и семейственность, Туманов встраиваться не хотел.
Вскоре он писал в мемуарах: «Во все времена в первую очередь ценился труд… И только у нас горе-реформаторы умудрились всё перевернуть с ног на голову… С годами всё более убеждаюсь, что разгром «Печоры» – это была первая ласточка уничтожения промышленного и творческого потенциала страны… Мы не вписались в новую систему так называемой «рыночной экономики» (а по сути своей антирыночной и антиэкономики), поскольку умели работать, производить ценности, а не наживаться на них, пополнять золотой запас страны, а не разбазаривать его».
«Время и обстоятельства сделали героями Горбачёва и Ельцина… Смешно, стыдно, страшно, что такие люди попадают на первые роли в государстве».
«Российские реформаторы… больше всех оказались причастными к криминальному присвоению собственности, к укреплению монополий, к подавлению конкуренции».
«Хотя всю жизнь были у меня довольно сложные отношения с советской, особенно партийной властью, – вспоминал Туманов, – начинаю думать, что они были не совсем дураками, если на каждые пять лет придумывали для народа новые «стройки коммунизма», оттягивая из европейской части страны миллионы людей… Кто-то очень хитрый и вредный для России придумал обозвать БАМ самой большой дорогой, построенной в никуда… Нет, дорога построена туда, куда надо! Не говоря уже о её стратегическом значении… Магистраль подведена вплотную к самым богатым и перспективным месторождениям».
Даже лагерное прошлое со временем стало ностальгическим воспоминанием: «Меня не отпускает странная тоска по Колыме». Когда-то невольник Туманов мечтал, как вышки и бараки разутюжат бульдозеры. «Отчего же, когда сейчас видишь, что осталось от лагерей, снесённых бульдозерами, не чувствуешь ни злорадства, ни торжества – только жалость и боль?» – спрашивал себя бывший зэк. И сам же отвечал: «Бульдозеры шли по нашей молодости».
Родившийся под Киевом, в раннем детстве Туманов попал во Владивосток. Учился в электромеханической школе на острове Русском, входил в сборную Тихоокеанского флота по боксу. В 1948 году Туманов, моряк уже торгового флота, был осуждён и попал на Колыму.
В лагере дружил с ворами, стал участником «сучьей войны». Отличался характером конфликтным и взрывным. Не задумываясь поднимал руку не только на уголовников, но и на гражданина начальника, носил нож и мог пустить его в ход. Не раз пытался бежать. Однажды в побеге ограбил с ворами кассу в Берелёхе…
При всём этом Туманов показал себя хорошим организатором: его бригада проходила забои быстрее других. Вспоминал: «В условиях административно-бюрократического сумасшествия мы попытались руководствоваться не инструкциями, а здравым смыслом, и при этом брать на себя ответственность. Я видел, как это выпрямляет людей, уставших от бестолковщины, от глупых распоряжений, бессмысленной регламентации».
В 1956 году Туманова освободили. Он вернулся во Владивосток, хотел устроиться на пароход и бежать в Японию. Не вышло – и он вернулся на Колыму, где всё было знакомо. Здесь же окончил курсы горных мастеров.
Свою первую артель – «Семилетку» – Туманов создал на Колыме, в Сусуманском районе, в 1957 году. Вспоминал: «Суть была в хозрасчёте и самостоятельности артели, которая сама определяла, сколько и какой техники закупать, как строить работу, кому и каким образом оплачивать трудодни, отпускные, больничные. От государства требуется одно – отвести участок (обычно это был полигон или отработанный, или невыгодный для предприятия из-за малого содержания золота либо удалённости). И платить только за сданное золото».
За «Семилеткой» последовали другие – от Урала до Охотского побережья: «Прогресс», «Алдан», «Восток», «Витим», «Лена»… Всего созданные Тумановым артели добыли свыше 400 тонн золота. Слово Туманову: «Многие, слыша слова «артель» или «старатель», не могли в своём сознании соединить эти понятия с мощными экскаваторами, бульдозерами, гидромониторами, с высокообразованными людьми. У нас среди старателей были кандидаты наук».
Очередная атака на артели произошла, как ни странно, в перестройку, когда страна вроде бы уже шла к рынку. В 1987 году в газете «Социалистическая индустрия» вышла резкая статья, последовали судебные разбирательства. Тумановская артель «Печора» пала в схватке «государственников» и «рыночников», хотя в итоге верх взяли вторые.
Боксёр Туманов умел держать удар и вставать после нокдаунов. Он создал кооператив, занялся строительством дорог в Карелии.
Рынок победил – в самом диком изводе, заставившем старого лагерника вспомнить слово «беспредел». Отношение Туманова к реформаторам, близким ему, казалось бы, идеологически, быстро изменилось. Поначалу возлагавший на демократизацию большие надежды, он не принял того, что происходило со страной в 1990-х. Ельцин, Чубайс, Гайдар (даром что поддерживал Туманова в истории с «Печорой») его разочаровали. В рынок, где вместо честной конкуренции правили коррупция и семейственность, Туманов встраиваться не хотел.
Вскоре он писал в мемуарах: «Во все времена в первую очередь ценился труд… И только у нас горе-реформаторы умудрились всё перевернуть с ног на голову… С годами всё более убеждаюсь, что разгром «Печоры» – это была первая ласточка уничтожения промышленного и творческого потенциала страны… Мы не вписались в новую систему так называемой «рыночной экономики» (а по сути своей антирыночной и антиэкономики), поскольку умели работать, производить ценности, а не наживаться на них, пополнять золотой запас страны, а не разбазаривать его».
«Время и обстоятельства сделали героями Горбачёва и Ельцина… Смешно, стыдно, страшно, что такие люди попадают на первые роли в государстве».
«Российские реформаторы… больше всех оказались причастными к криминальному присвоению собственности, к укреплению монополий, к подавлению конкуренции».
«Хотя всю жизнь были у меня довольно сложные отношения с советской, особенно партийной властью, – вспоминал Туманов, – начинаю думать, что они были не совсем дураками, если на каждые пять лет придумывали для народа новые «стройки коммунизма», оттягивая из европейской части страны миллионы людей… Кто-то очень хитрый и вредный для России придумал обозвать БАМ самой большой дорогой, построенной в никуда… Нет, дорога построена туда, куда надо! Не говоря уже о её стратегическом значении… Магистраль подведена вплотную к самым богатым и перспективным месторождениям».
Даже лагерное прошлое со временем стало ностальгическим воспоминанием: «Меня не отпускает странная тоска по Колыме». Когда-то невольник Туманов мечтал, как вышки и бараки разутюжат бульдозеры. «Отчего же, когда сейчас видишь, что осталось от лагерей, снесённых бульдозерами, не чувствуешь ни злорадства, ни торжества – только жалость и боль?» – спрашивал себя бывший зэк. И сам же отвечал: «Бульдозеры шли по нашей молодости».
Читайте также
